В преддверии очередного переизбрания Владимира Путина на кремлевский престол в России стартовал процесс массовой зачистки губернаторского корпуса. По задумке Кремля, когда весной 2018 года граждане РФ будут избирать нового-старого президента страны, среди воевод не должно остаться токсичных политических фигур, способных утянуть вниз рейтинг ВВП.
фото: ru.wikipedia.org
Власть чувствует запрос на обновление со стороны общества. Чувствует — и безжалостно избавляется от тех региональных лидеров, кто, по мнению федерального центра, «не тянет». Но это все фасадная сторона процесса. А вот его тыльная сторона: принцип выборности губернаторов, с возвращения которого начался третий президентский срок Путина, к концу этого срока оказался практически похороненным.
«Власть — это такой стол, из-за которого никто добровольно не встает»- сказал некогда замечательный русский и абхазский писатель Фазиль Искандер. Но там, где не работает принцип добровольности, всегда можно воспользоваться таким специфическим политическим изобретением советской эпохи как «добровольно-принудительный порядок».
Уходящий глава Дагестана Рамазан Абдулатипов: «Я буду подавать заявление об отставке. Скорее всего, сегодня... Причина отставки — возраст наступил, 71 год уже сегодня. Я думаю, что такая причина, потому что по всем остальным вопросам республика находится на подъеме. Она выведена из тяжелейшего кризиса, в котором она находилась».
Уходящий глава Красноярского края Виктор Толоконский: « Я ухожу и даже уезжаю. Я не бросал никогда начатые дела. Сейчас есть сожаление, что не все проекты реализованы до конца. Но я всегда был за обновление».
Никто в российской политической элите не сомневается, что эти два заявления — а также аналогичные решения самарского и нижегородского воевод и тех, кто вскоре последует их примеру — тесно связаны между собой. Но официально все делают вид, что свято верят в фикцию: никакого указания из Кремля не было, а просто некоторые губернаторы вдруг просыпаются одним прекрасным утром и вдруг понимают, что им надо срочно сменить сферу деятельности. И не важно, что эти самые губернаторы «путаются в показаниях» - обратите внимание на многозначительную фразу Абдулатипова «Я думаю, что такая причина». Главное в том, что минимальные приличия соблюдены: никто из меняющих сейчас свой статус губернаторов открыто не признается, что на самом деле их самым банальным образом уволили.
Почему я делаю акцент на таком, казалось бы, второстепенном вопросе как церемониал добровольно-принудительной отставки губернаторов? Потому, что показная «добровольность» уход воевод с должности выполняет очень важную политическую функцию. Она маскирует то обстоятельство, что в плане взаимоотношений между федеральным центром и региональными руководителями мы фактически вернулись в 2004 год.
Напоминаю хронологию событий. После страшных терактов в Беслане Путин объявляет о ликвидации принципа всенародного избрания губернаторов и фактически обретает право назначать региональных руководителей по своему собственному усмотрению. Это наносит окончательный удар по «воеводской вольнице», столь характерной для ельцинской России, но оказывается не лучшей системой государственного управления. Из самостоятельных политических лидеров с собственной базой поддержки внутри своих регионов губернаторы превращаются в простых чиновников-назначенцев. У такой ситуации оказывается такое количество минусов — минусов прежде всего для самой власти, что на стыке президентства Медведева и третьего срока Путина Кремль официально возвращается к принципу выборности региональных лидеров.
Правда, эту выборность решается несколько ограничить разнообразными страховочными политическими механизмами. И такую осторожность можно понять. Россия - страна, которая постоянно балансирует между угрозой дезинтеграции и угрозой чрезмерной централизация. Кремль образца 2012 года хотел исключить вариант, при котором в на всенародных выборах в том или ином регионе к власти придет сепаратистки настроенный руководитель. Но вот что по факту случилось к осени 2017 года: страховочные механизмы задушили принцип выборности.
Представьте себе карточную игру, в которой у вашего оппонента есть особое эксклюзивное право в любой момент взять дополнительные карты из специальной колоды с надписью «козыри». Есть ли у вас шанс выиграть? Если есть, то только теоретический — в случае, если ваш оппонент совсем «перестанет ловить мышей» и допустит серию грубых ошибок. С шансами неугодных федеральному центру кандидатов победить на губернаторских выборах все обстоит очень похожим образом. Победа некремлевского кандидата Сергея Левченко на выборах иркутского главы в 2015 году — это исключение, которое лишь подтверждает правило.
Перманентное использование федеральным центром таких своих «резервных полномочий» как право назначать и.о. губернаторов на долгий срок кардинально изменило суть выборов глав регионов. Теперь это не столько выборы, сколько мини-референдумы о доверии президенту в лице его конкретного представителя. Де-факто мы вернулись к практике назначения глав регионов из центра. Конечно, такой порядок полностью соответствуют нашим политическим традициям. Так было при царях, так было при генсеках. Но все ли политические традиции заслуживают беспрекословного соблюдения? И царская, и советская политические системы, как известно, рассыпались в кризисный момент. Не создаем ли мы новую политическую систему, закладывая в нее старые дефекты?
Сегодня мы имеем молчаливое, но постоянное накопление недовольства в регионах. Обращаясь недавно к Государственному совету Татарстана, президент этой республики Рустам Минниханов так высказался о «скользком моменте» - отказе Москвы продлить договор о распределении полномочий с республикой: «Около четверти века содержание наших отношений с федеральным центром определялось договорами о разграничении полномочий, которые сыграли важнейшую историческую роль, способствовали укреплению государственности и совершенствованию практики российского федерализма... В нынешних условиях ведущим фактором является не столько сама форма отношений республики и федерального центра, сколько их содержание, возможность находить взаимоприемлемые решения возникающих вопросов в общих интересах».
Звучит как полная капитуляция политической элиты Татарстана перед Москвой. Но вот вопрос: как политики в Казани заговорят, если через энное количество лет федеральный центр вдруг ослабнет? Не натягиваем ли мы сейчас пружину недовольства, которая рано или поздно обязательно распрямится с не очень хорошими последствиями для страны? Я, конечно, понимаю, что вопросы в стиле «а что, если?» увлекательны, но не обязательно продуктивны. В политике нет жесткой детерминированности: события могут развиваться по сотне самых разных сценариев.
Но вот что меня откровенно настораживает: нынешняя система реальных взаимоотношений между федеральным центром и регионами построена не столько на политических, сколько на административных механизмах. Разница между политикой и администрированием не всегда заметна для нетренированного глаза, но очень существенна. Когда политика подменяется администрированием, это уменьшает степень устойчивости государственной системы, делает эту систему более уязвимой. У меня нет никакого волшебного решения всех назревших и перезревших проблем российского федерализма. Однако у меня есть твердое ощущение на уровне инстинктов: в сфере взаимоотношений между регионами и федеральным центром все развивается не совсем в правильном направлении.
